Вариант `И` - Владимир Михайлов

– А Наталья… Как, кстати, отчество?

– Лучше просто Наташа.

– Слушаюсь… Наташа не замерзнет? Не боитесь?

Я внутренне покраснел: тут он, конечно, был прав. А я об этом и не подумал всерьез. Свинство, безусловно.

– Виноват, – сказал я. – Исправлюсь. Но вообще-то пока я на ходу…

Он покачал головой:

– Никто же не веси часа, как сказано. Так что вы уж постарайтесь. А впрочем – никогда не откладывай на завтра…

Он снова подошел к столу, нажал кнопку. Старший лейтенант возник.

– Саша, посмотри у нас там, в гадючнике, – лишнего жилета не найдется? Для дамы.

Старшой перевел глаза на нее, оценивая.

– Найдем, товарищ командующий.

– Вот и принеси.

– Да спасибо, – сказала Наташа. – Только мне и в самом деле не холодно.

– Отставить разговоры! – грозно сказал генерал. – Утепляться и надо, пока еще не стало холодно. Или, наоборот, слишком жарко…

Тут она поняла. Старший лейтенант Саша вернулся; свернутый бронежилет он нес в вытянутых руках, как богатый букет.

– Ваше приказание выполнено, товарищ командующий.

– Свободен. Ну-ка, красавица, облачайтесь. Да без всяких… Мы отвернемся.

Кивком он пригласил меня; мы отошли к окну, он слегка раздвинул жалюзи, взглянул вниз.

– Все спокойно вроде бы, – сказал я.

Он кивнул:

– Будь иначе, ребята предупредили бы.

– Разве там кто-нибудь есть?

– Ну, ну, гость. Не играйте в наивность.

– Не буду. Извините.

– Об этих бумагах: когда познакомитесь с ними – было бы любопытно с вами побеседовать. Там есть – вы увидите – какие-то ссылки на людей и факты, мне не известные. А хотелось бы разобраться досконально.

– Увлекаетесь историей?

– Не сказал бы. Просто хочу о своем отце выяснить все, поелику возможно. В отношении родителей мы всегда поздновато спохватываемся – когда их уже не спросишь. Но именно тогда и возникает в этом потребность.

– Да, – согласился я. – Боюсь, что и наши дети начнут думать об этом слишком поздно. Хотя вот моя дочь уже сейчас очень интересуется.

– Наташа – ваша дочь? Знаете, а ведь мне, откровенно говоря, показалось…

– Вам правильно показалось, – сказал я тоном, ставившим предел разговору на эту тему. Он понял, разумеется.

– Думаю, – сказал он, меняя тему, – целесообразно было бы вас проводить до вашего расположения. Для полного спокойствия. Машину вызвать мне недолго. С охраной.

Конечно, это было бы целесообразно – только не с точки зрения моих дальнейших планов на сегодняшний вечер – вернее, уже ночь. Мы с Наташей должны были до утра исчезнуть бесследно.

– Очень благодарен за заботу. Но имею основания отказаться.

Он кивнул:

– Полторы секунды… А как с кучностью?

– Соответствует.

– Ну, что же – вам лучше знать, что вам нужно.

– Мужчины могут смотреть, – донеслось из-за наших спин.

Мы отошли от окна. Наташа экипировалась. Было немного заметно, однако когда наденет плащ – все аномалии укроются. Sehr gemuеtlich.

– Ну что же – до завтра? – сказал я, чтобы откланяться.

– Будем надеяться, – ответил он. – Кстати, насчет завтра: у вас есть… что-нибудь?

Странный вопрос, не так ли? Но совершенно понятный.

– Нет. Не считаю нужным.

– А до завтра достать можете?

Я призадумался, понимая, что без причины Филин не стал бы этим интересоваться.

– Боюсь, что нет.

– Боюсь, что нет… – повторил он. – I’m afraid… Живали в Англии?

– Почему же обязательно, – возразил я. – К нам через литературу пришло столько конструкций.

– Верно. Обождите, соберусь с мыслями. Думается, тут вы дали маху. Чтобы охранять даму, рыцарь должен быть вооружен. Хорошо. Одолжу вам – из своих запасов. Ничего особенного, конечно, девятимиллиметровый браунинг – презент одного ближневосточного коллеги, подружились на совместных учениях.

– Да не надо…

– Вы прогноз погоды слышали?

– На завтра? Нет еще.

– Ожидается резкий, порывистый ветер до шести баллов.

– Вот как, – сказал я. – А осадки?

– Обещают и осадки.

– Тогда давайте, – сказал я.

До бывшего жилища Блехина-Хилебина добраться удалось без помех. Внизу, в подъезде, мы немного постояли, прислушиваясь. Было тихо. В этот час люди уже укладываются спать или сидят перед телевизором с приглушенной громкостью; в России акустика порой хромает в концертных залах, в жилых же домах она идеальна. Я спросил:

– Какой этаж?

– Восьмой. Лифты там дальше, налево.

Я покачал головой:

– Не надо. Пойдем пешком.

Наталья, похоже, удивилась, но спорить не стала. Сказала лишь:

– А я даже не знаю, где тут лестница. Не приходилось…

– Ничего. С нашими талантами непременно отыщем.

– А скажи…

Я прервал ее, приложив палец к губам:

– Тсс… Враг подслушивает.

Но в ее жизни эта формула ничего уже не значила. Хорошо быть молодым.

Лестницу мы, конечно, нашли; она шла практически снаружи дома, и с каждой площадки можно было окинуть двор взглядом, чем я и воспользовался. Никакой подозрительной суеты не заметил; за все время, пока мы поднимались, только один человек пересек двор, не совсем уверенно ступая, но и он скрылся совсем в другом подъезде, в противоположном корпусе. Похоже, на хвосте у нас никто не сидел, да и неудивительно: прежде чем отпустить нас на все четыре стороны, генерал Филин принял меры, чтобы сделать наш отход безопасным; люди для этого у него, как оказалось, были. Перед тем как войти с лестничной клетки восьмого этажа, мы снова с полминуты помедлили. Но и тут было тихо. Дверь я распахнул рывком: такие ничьи двери, бывает, скрипят, и чем медленнее отворяешь их, тем скрип этот тянет за нервы дольше и противнее; кроме того, если за дверью кто-то поджидает тебя, выгоднее не дать ему времени на подготовку.

Но нас никто не ждал, и мы с Наташей ничуть не обиделись на отсутствие чьего-то внимания. Нужная дверь была, как я и думал, опечатана. Но самым примитивным образом: при помощи наклеенной бумажной полосы с фиолетовыми печатями и чьей-то загогулистой подписью. Я вытащил из кармана ножик-шпрингер с длинным, узким клинком. Клей, как ему и полагалось, оказался халтурным, и один край полосы – тот, что был на двери, а не на косяке – удалось отделить легко и без потерь.